Привет, Стриж!
Чик-чирик. С Августом тебя. Я написала тебе сказку и нарисовала то, что задолжала аж 9 лет назад в 2012. Можешь смотреть и напевать "Розовую пантеру". Как тебе будет угодно)) Надеюсь, я повеселила тебя там - где бы ты ни был.
СТРИЖ И ВОРОБЕЙ
Ежегодный Праздник в деревне Гелван-Гленн всегда стабильно приходился на 32 августа. Другой вопрос, приходилось ли 32 августа на лето или зиму, на канун дня всех святых или цветение апельсиновых деревьев - этого никогда нельзя было предсказать заранее. Примерно за неделю или две жители начинали прислушиваться к ветру, птицам, поглядывать на поведение рыб в речке и подозрительно переговариваться:
- Слышал, Кендрик? Кажется, уже не за горами!
- А то, Свен. Смотри, какие облака плывут.
- Думаешь, вот-вот?
- Конечно. Пора готовиться!
И так все понимали, что приближается 32 августа, а с ним - Ежегодный Праздник. За несколько дней до торжества жители деревни украшали свои дома и сады, готовили фейерверки, завезенные из стран Янтарного Моря еще аж в прошлом году (сразу после прошлого празднования, а то ведь шут его знает, когда будет следующее). Заморские яства тоже были популярны в этот день, но с ними не всегда везло: иногда просто не находилось времени на то, чтобы съездить к Янтарному Морю и привезти свежие деликатесы. Или не находился доброволец, готовый отправиться в это путешествие и рискнуть не успеть к Празднику (а то и вовсе не найти дорогу назад).
читать дальше
- Ну, здравствуй, пришелец! - сказала она и, подойдя к фонтану перед домом справа, из которого текла искристая чистая вода, неспешно отвернула темно-синий рукав своего одеяния, взяла лейку, опустила руку в фонтан и зачерпнула воды. Вернулась к крыльцу и полила несколько цветочных горшков. - Проходи и давай знакомиться! В прошлом году здесь останавливался сэр… Кормак, кажется? Я знаю, что тебе нужно. Сейчас ты отдохнешь и поешь, а наутро я отвезу тебя в Драгон-сегиш, где ты купишь еды для вашего пиршества. Меня зовут Ультьерна, кстати. Проходи, что ты встал. Как ты добрался? Кажется, у тебя был провожатый?
- Откуда вы знаете? - спросил Оливер, переступая порог дома.
- О, знаю я этого "провожатого"! Идем покажу.
Воробей задорно чирикал в большой коробке на подоконнике. Там же, в коробке, лежал стриж с переломанным крылом, неестественно вывернутым. Стриж был крупным, он выглядел уставшим, но спокойным.
- Я выхаживаю его, - сказала Ультьерна. - Он каким-то образом сам заполз ко мне на крыльцо, и с тех пор я его кормлю и пытаюсь лечить. Ему то лучше, то хуже. Но ему не жить с такой раной. А воробей ваш прилетает сюда постоянно.
- А в Драгон-сегише не найти лекаря...эээ, для птиц? - спросил Оливер.
- В Драгон-сегише можно найти кого угодно, - Ультьерна хмуро поджала губы. - Но они настолько важные особы, что лечить какого-то там стрижа не станут даже за деньги. Которых у них и без того больше, чем требуется.
Было видно, что она не в восторге от многих порядков гордого драконьего града.
- А наш воробей, значит, сдружился с вашим стрижом? - Оливер вернулся к птицам у окна. Они сидели вплотную друг к другу двумя пушистыми комками. Ультьерна кинула им семечек и поставила блюдце с водой.
- Точно, - ответила она. - Я не видела никого дружнее. Удивительно. Этот ваш воробей даже приносит ему каких-то насекомых, которых я не способна поймать! Когда он тут, стриж явно оживает и даже пытается махать крыльями. Я стараюсь его лечить, как могу, но от этого мало толку. Воробей скрашивает его последние дни.
Она расставила тарелки на стол и пригласила Оливера сесть.
- Не удивлюсь, если воробей этот так у меня и останется. Воробьи самые верные птицы, знаешь? - спросила она, разливая по тарелкам суп. Оливер знал. За год в деревне Гелван-Гленн он узнал о воробьях все. - Только вот сдается мне, нельзя ему здесь быть.
- Почему это? - Удивился Оливер.
- Наши ученые мало знают о том, какие бывают миры, они и о вашей деревне-то не знают. ("Никто не знает", - подумал Оливер.) Одно слово - "ученые". - Ультьерна фыркнула. - Но я читала когда-то древние манускрипты, когда еще работала гувернанткой при дворе Султана, да живет он вечно, и — о, я не уверена, - но мне думается, что своим родным воздухом дышать полезнее, чем воздухом другого мира. В неродных мирах долго не живут. Есть книги, которые про это пишут прямо, но им мало веры, а есть такие, которые говорят иносказательно, но, кажется, в этом правда. Прийти, побыть — это одно. А остаться насовсем — совсем другое.
Оливер уже ел суп. Ему было интересно и про птиц, и про миры, но он устал с дороги, а его рот был набит вкусной едой, и он лишь ощутил легкий укол грусти. «В конце концов, воробей сам себе не враг, - подумал он, - не станет он делать то, что ему во вред».
Уснул в эту ночь Оливер крепко и хорошо, но под утро дивные сновидения ворвались в его сознание. Ему снились незнакомые люди, добрые лица мужчины и женщины, которых он не знал, или думал, что не знал… Крутой холм, а у его подножья — домики, речка, мельница. И вдруг жестким росчерком острого крыла воздух разрезался, точно масло, и Оливера пронзило таким жаром, что он проснулся.
Драгон-сегиш, столица великого Армашада, встретил Оливера и Ультьерну своей вечной пышностью и яркой красотой. Однако он не был душным и напыщенным, нет, он был просторным, и в каждом его уголке ощущался воздух. Что-что, а градостроители в свое время постарались на славу! Высокие минареты и купола, лестницы, широкие улицы и узкие проулки, расписные ставни и двери, а в центре возвышался дворец воистину прекрасный и знаменитый на весь Армашад.
- Это там вы работали? - в восторге спросил Оливер.
- Точно. И всего три месяца как ушла.
- Почему же ушли?
- Дети королевских кровей, видишь ли, воспитанию поддаются крайне плохо. Они привыкли получать все на блюдце. Так уж их растят няньки. Но со мной они сделались шелковыми и сведущими в разных искусствах, грамоте и истории. И в результате стали спорить со своими царственными родителями, да живут они вечно, отчего меня вежливо попросили покинуть пост. Чему я, к слову была несказанно рада.
Оливер дивился, как легко Ультьерна рассказывает ему самые разные вещи. Он хотел бы слушать ее очень долго. Но она прервала рассказ: они добрались до Главного Рынка.
- Ну, что там у тебя в списке? Пришла пора раскошеливаться. Кстати, с прошлого года цены на рыбу поднялись вдвое. Тебе нужна рыба?
Оливер вытащил список, который составили для него жители деревни, обведя приоритетные продукты. Все из списка было не скоропортящимся и вполне могло пережить обратный путь. Денег, после внимательного подсчета Ультьерны, хватило бы примерно на половину. Вздохнув, они принялись искать нужные вещи.
К вечеру понедельника, оба измотанные пререканиями с рыночными торговцами и купцами, они вернулись домой.
- Завтра я провожу тебя примерно до середины леса, до опушки, где растет огромный такой вяз, помнишь? Дальше не поеду, прости. Лес этот у нас считается непроходимым, и дороги в нем теряются.
- О, спасибо, - обрадовался Оливер. Это и так сокращало ему значительную часть пути. - Дальше я доберусь сам.
Упаковав все как следует (котомки вышли такими тяжелыми, что Оливер слабо представлял, как он на самом деле доберется до деревни), мальчишка бросил взгляд на окно. Стриж и воробей сидели в своей коробке, притихшие и сонные.
- Проводишь меня назад? - спросил Оливер у воробья.
Воробей посмотрел грустно, как и всегда.
На этот раз Оливер спал без сновидений. Утро вторника выдалось хмурым. Ультьерна и Оливер небыстро ехали в двуколке и молчали. В какой-то момент справа что-то чирикнуло. Воробей уселся на край двуколки и тоже ехал молча. Оливер посмотрел на него и почему-то с грустью вспомнил, как утром в коробке стриж пытался махать крыльями не то выгоняя воробья лететь домой, не то силясь улететь вместе с ними, а воробей жался к нему и не двигался с места.
- Все, юноша, здесь мы с тобой простимся, - сказала Ультьерна и натянула поводья. Редкие деревья превращались в чащу. Старый вяз исполином возвышался на небольшом всхолмье.
- Спасибо вам за все, - горячо поблагодарил Оливер. Одну сумку, самую тяжелую, он надел на плечи, еще одну перекинул через себя сбоку, и еще одну взял в руку.
- Сможешь? - спросила Ультьерна.
- Смогу, - кивнул Оливер.
Бросил последний взгляд на чужое небо — и оно показалось ему совсем не чужим, а давно знакомым — и нырнул в чащу непроходимого леса. Какое-то время он шел в полной тишине почти наугад, интуитивно выбирая нужное направление, но через несколько минут над ним зашуршали крылья, и знакомое чириканье направило его в нужную сторону.
В компании воробья шагалось легче и надежнее, и Оливер был благодарен птице, выбравшей все-таки отправиться домой.
- Ты же сможешь прилетать к нему всегда, так? Скажем, на следующей неделе, - добродушно спросил он.
Если бы воробей мог, он бы вздохнул. Но за него вздохнул сам Оливер, и они двинулись дальше. Они поели на огромном поле с цветами, и Оливер собрал там красивейший букет — порадовать хозяйку дома, где он жил.
Вечером в среду они вышли к знакомым папоротникам. Воробей был неспокоен и чирикал тоньше и чаще. Вот и Большой Валун. У начала тропинки, ведущей в страны Янтарного Моря Оливер сложил горку из камешков и придавил ими кусок веревки, которую ему давали «на всякий случай».
- Раз всякого случая не случилось, - подумал он, - пусть сослужит хорошую службу кому-то через год. Так, ну и куда же нам дальше?
Он огляделся в поисках дороги, ведущей в деревню. Воробей вяло пролетел несколько метров вперед по одной из троп.
- А, сюда! - радостно воскликнул Оливер. Конец путешествия близился. - Вот спасибо тебе! Ты самый сильный воробушек на свете, ты знаешь?
Воробей махнул крыльями, на секунду присел на руку Оливера и вдруг отчаянно рванулся вверх. Его верное воробьиное сердце билось так сильно и так прочно вело его туда, где ему надлежало быть. Чирикнув на прощание, он со всей возможной скоростью полетел обратно — через сложенную Оливером горку из камней, к папоротниковой дороге, к цветочному полю, к лесу, к морю, к новому закату. К другу.
- Вернись, тебе там опасно! - успел крикнуть Оливер, но воробей хорошо знал, что ему было опасно.
- Береги себя, - пробурчал себе под нос Оливер. - Прилетайте однажды вдвоем, - прибавил он с надеждой.
И, подтянув ремешки на заплечной сумке и перехватив букет поудобнее, он зашагал домой. Дома ждал Праздник.