Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
Сейчас будет исповедь. Про то, как я выхожу замуж послезавтра (UPD: завтра!). Про то, как перевернулась моя жизнь. Про то, как перевернулся мир. И вероятно я буду писать ее не за один раз, а кусками на протяжении сегодняшнего и завтрашнего вечера.
А ведь этому дневнику уже сколько? Лет 9-10? Я, конечно, долго его не вела в последние годы, но.
И все, и у меня нет слов как-то.
Привет, Стриж!
Чик-чирик. С Августом тебя. Я написала тебе сказку и нарисовала то, что задолжала аж 9 лет назад в 2012. Можешь смотреть и напевать "Розовую пантеру". Как тебе будет угодно)) Надеюсь, я повеселила тебя там - где бы ты ни был.
СТРИЖ И ВОРОБЕЙ
Ежегодный Праздник в деревне Гелван-Гленн всегда стабильно приходился на 32 августа. Другой вопрос, приходилось ли 32 августа на лето или зиму, на канун дня всех святых или цветение апельсиновых деревьев - этого никогда нельзя было предсказать заранее. Примерно за неделю или две жители начинали прислушиваться к ветру, птицам, поглядывать на поведение рыб в речке и подозрительно переговариваться:
- Слышал, Кендрик? Кажется, уже не за горами!
- А то, Свен. Смотри, какие облака плывут.
- Думаешь, вот-вот?
- Конечно. Пора готовиться!
И так все понимали, что приближается 32 августа, а с ним - Ежегодный Праздник. За несколько дней до торжества жители деревни украшали свои дома и сады, готовили фейерверки, завезенные из стран Янтарного Моря еще аж в прошлом году (сразу после прошлого празднования, а то ведь шут его знает, когда будет следующее). Заморские яства тоже были популярны в этот день, но с ними не всегда везло: иногда просто не находилось времени на то, чтобы съездить к Янтарному Морю и привезти свежие деликатесы. Или не находился доброволец, готовый отправиться в это путешествие и рискнуть не успеть к Празднику (а то и вовсе не найти дорогу назад).
читать дальше
- Ну, здравствуй, пришелец! - сказала она и, подойдя к фонтану перед домом справа, из которого текла искристая чистая вода, неспешно отвернула темно-синий рукав своего одеяния, взяла лейку, опустила руку в фонтан и зачерпнула воды. Вернулась к крыльцу и полила несколько цветочных горшков. - Проходи и давай знакомиться! В прошлом году здесь останавливался сэр… Кормак, кажется? Я знаю, что тебе нужно. Сейчас ты отдохнешь и поешь, а наутро я отвезу тебя в Драгон-сегиш, где ты купишь еды для вашего пиршества. Меня зовут Ультьерна, кстати. Проходи, что ты встал. Как ты добрался? Кажется, у тебя был провожатый?
- Откуда вы знаете? - спросил Оливер, переступая порог дома.
- О, знаю я этого "провожатого"! Идем покажу.
Воробей задорно чирикал в большой коробке на подоконнике. Там же, в коробке, лежал стриж с переломанным крылом, неестественно вывернутым. Стриж был крупным, он выглядел уставшим, но спокойным.
- Я выхаживаю его, - сказала Ультьерна. - Он каким-то образом сам заполз ко мне на крыльцо, и с тех пор я его кормлю и пытаюсь лечить. Ему то лучше, то хуже. Но ему не жить с такой раной. А воробей ваш прилетает сюда постоянно.
- А в Драгон-сегише не найти лекаря...эээ, для птиц? - спросил Оливер.
- В Драгон-сегише можно найти кого угодно, - Ультьерна хмуро поджала губы. - Но они настолько важные особы, что лечить какого-то там стрижа не станут даже за деньги. Которых у них и без того больше, чем требуется.
Было видно, что она не в восторге от многих порядков гордого драконьего града.
- А наш воробей, значит, сдружился с вашим стрижом? - Оливер вернулся к птицам у окна. Они сидели вплотную друг к другу двумя пушистыми комками. Ультьерна кинула им семечек и поставила блюдце с водой.
- Точно, - ответила она. - Я не видела никого дружнее. Удивительно. Этот ваш воробей даже приносит ему каких-то насекомых, которых я не способна поймать! Когда он тут, стриж явно оживает и даже пытается махать крыльями. Я стараюсь его лечить, как могу, но от этого мало толку. Воробей скрашивает его последние дни.
Она расставила тарелки на стол и пригласила Оливера сесть.
- Не удивлюсь, если воробей этот так у меня и останется. Воробьи самые верные птицы, знаешь? - спросила она, разливая по тарелкам суп. Оливер знал. За год в деревне Гелван-Гленн он узнал о воробьях все. - Только вот сдается мне, нельзя ему здесь быть.
- Почему это? - Удивился Оливер.
- Наши ученые мало знают о том, какие бывают миры, они и о вашей деревне-то не знают. ("Никто не знает", - подумал Оливер.) Одно слово - "ученые". - Ультьерна фыркнула. - Но я читала когда-то древние манускрипты, когда еще работала гувернанткой при дворе Султана, да живет он вечно, и — о, я не уверена, - но мне думается, что своим родным воздухом дышать полезнее, чем воздухом другого мира. В неродных мирах долго не живут. Есть книги, которые про это пишут прямо, но им мало веры, а есть такие, которые говорят иносказательно, но, кажется, в этом правда. Прийти, побыть — это одно. А остаться насовсем — совсем другое.
Оливер уже ел суп. Ему было интересно и про птиц, и про миры, но он устал с дороги, а его рот был набит вкусной едой, и он лишь ощутил легкий укол грусти. «В конце концов, воробей сам себе не враг, - подумал он, - не станет он делать то, что ему во вред».
Уснул в эту ночь Оливер крепко и хорошо, но под утро дивные сновидения ворвались в его сознание. Ему снились незнакомые люди, добрые лица мужчины и женщины, которых он не знал, или думал, что не знал… Крутой холм, а у его подножья — домики, речка, мельница. И вдруг жестким росчерком острого крыла воздух разрезался, точно масло, и Оливера пронзило таким жаром, что он проснулся.
Драгон-сегиш, столица великого Армашада, встретил Оливера и Ультьерну своей вечной пышностью и яркой красотой. Однако он не был душным и напыщенным, нет, он был просторным, и в каждом его уголке ощущался воздух. Что-что, а градостроители в свое время постарались на славу! Высокие минареты и купола, лестницы, широкие улицы и узкие проулки, расписные ставни и двери, а в центре возвышался дворец воистину прекрасный и знаменитый на весь Армашад.
- Это там вы работали? - в восторге спросил Оливер.
- Точно. И всего три месяца как ушла.
- Почему же ушли?
- Дети королевских кровей, видишь ли, воспитанию поддаются крайне плохо. Они привыкли получать все на блюдце. Так уж их растят няньки. Но со мной они сделались шелковыми и сведущими в разных искусствах, грамоте и истории. И в результате стали спорить со своими царственными родителями, да живут они вечно, отчего меня вежливо попросили покинуть пост. Чему я, к слову была несказанно рада.
Оливер дивился, как легко Ультьерна рассказывает ему самые разные вещи. Он хотел бы слушать ее очень долго. Но она прервала рассказ: они добрались до Главного Рынка.
- Ну, что там у тебя в списке? Пришла пора раскошеливаться. Кстати, с прошлого года цены на рыбу поднялись вдвое. Тебе нужна рыба?
Оливер вытащил список, который составили для него жители деревни, обведя приоритетные продукты. Все из списка было не скоропортящимся и вполне могло пережить обратный путь. Денег, после внимательного подсчета Ультьерны, хватило бы примерно на половину. Вздохнув, они принялись искать нужные вещи.
К вечеру понедельника, оба измотанные пререканиями с рыночными торговцами и купцами, они вернулись домой.
- Завтра я провожу тебя примерно до середины леса, до опушки, где растет огромный такой вяз, помнишь? Дальше не поеду, прости. Лес этот у нас считается непроходимым, и дороги в нем теряются.
- О, спасибо, - обрадовался Оливер. Это и так сокращало ему значительную часть пути. - Дальше я доберусь сам.
Упаковав все как следует (котомки вышли такими тяжелыми, что Оливер слабо представлял, как он на самом деле доберется до деревни), мальчишка бросил взгляд на окно. Стриж и воробей сидели в своей коробке, притихшие и сонные.
- Проводишь меня назад? - спросил Оливер у воробья.
Воробей посмотрел грустно, как и всегда.
На этот раз Оливер спал без сновидений. Утро вторника выдалось хмурым. Ультьерна и Оливер небыстро ехали в двуколке и молчали. В какой-то момент справа что-то чирикнуло. Воробей уселся на край двуколки и тоже ехал молча. Оливер посмотрел на него и почему-то с грустью вспомнил, как утром в коробке стриж пытался махать крыльями не то выгоняя воробья лететь домой, не то силясь улететь вместе с ними, а воробей жался к нему и не двигался с места.
- Все, юноша, здесь мы с тобой простимся, - сказала Ультьерна и натянула поводья. Редкие деревья превращались в чащу. Старый вяз исполином возвышался на небольшом всхолмье.
- Спасибо вам за все, - горячо поблагодарил Оливер. Одну сумку, самую тяжелую, он надел на плечи, еще одну перекинул через себя сбоку, и еще одну взял в руку.
- Сможешь? - спросила Ультьерна.
- Смогу, - кивнул Оливер.
Бросил последний взгляд на чужое небо — и оно показалось ему совсем не чужим, а давно знакомым — и нырнул в чащу непроходимого леса. Какое-то время он шел в полной тишине почти наугад, интуитивно выбирая нужное направление, но через несколько минут над ним зашуршали крылья, и знакомое чириканье направило его в нужную сторону.
В компании воробья шагалось легче и надежнее, и Оливер был благодарен птице, выбравшей все-таки отправиться домой.
- Ты же сможешь прилетать к нему всегда, так? Скажем, на следующей неделе, - добродушно спросил он.
Если бы воробей мог, он бы вздохнул. Но за него вздохнул сам Оливер, и они двинулись дальше. Они поели на огромном поле с цветами, и Оливер собрал там красивейший букет — порадовать хозяйку дома, где он жил.
Вечером в среду они вышли к знакомым папоротникам. Воробей был неспокоен и чирикал тоньше и чаще. Вот и Большой Валун. У начала тропинки, ведущей в страны Янтарного Моря Оливер сложил горку из камешков и придавил ими кусок веревки, которую ему давали «на всякий случай».
- Раз всякого случая не случилось, - подумал он, - пусть сослужит хорошую службу кому-то через год. Так, ну и куда же нам дальше?
Он огляделся в поисках дороги, ведущей в деревню. Воробей вяло пролетел несколько метров вперед по одной из троп.
- А, сюда! - радостно воскликнул Оливер. Конец путешествия близился. - Вот спасибо тебе! Ты самый сильный воробушек на свете, ты знаешь?
Воробей махнул крыльями, на секунду присел на руку Оливера и вдруг отчаянно рванулся вверх. Его верное воробьиное сердце билось так сильно и так прочно вело его туда, где ему надлежало быть. Чирикнув на прощание, он со всей возможной скоростью полетел обратно — через сложенную Оливером горку из камней, к папоротниковой дороге, к цветочному полю, к лесу, к морю, к новому закату. К другу.
- Вернись, тебе там опасно! - успел крикнуть Оливер, но воробей хорошо знал, что ему было опасно.
- Береги себя, - пробурчал себе под нос Оливер. - Прилетайте однажды вдвоем, - прибавил он с надеждой.
И, подтянув ремешки на заплечной сумке и перехватив букет поудобнее, он зашагал домой. Дома ждал Праздник.
![](https://diary.ru/resize/-/-/3/1/4/5/3145869/UYyjq.jpg)
Доступ к записи ограничен
Привет, все.
Первая ночь в Самаре, в моей родной старой квартире, в статусе "я вернулась сюда жить
Это событие совпало с другим. Композитор, с которым мы в 2009-2013 годах писали песни и мюзикл, внезапно появился в моей жизни снова, и мы снова писали песню на заказ - его музыка, мой текст. Как будто бы история "закольцевалась". Или вышла туда, откуда шла изначально, словно я сделала зигзаг в несколько лет длиной и вернулась на изначальный маршрут.
Мне грустно. Мне страшно. Мне растеряно.
Перемены во всем, в чем только они могли быть в моей жизни на этом ее этапе.
Даша, пообещай себе две вещи:
ты решишь все проблемы и ты сбережешь все данное тебе счастье.
Не хочешь себе, Стрижу пообещай. Как тогда с волосами.
Пока коротко.
За 2 года, что меня тут не было я перестала (почти совсем) преподавать английский. Ушла из лингвоцентра, ушла из школы, ушла почти от всех индивидуальников.
Сначала я сдуру заделалась художником. Романтический образ "я с мастихином ваяю шедевр, выставляю его в центре Москвы и продаю за 600 к не рублей" крепко засел у меня в голове. Месяца три-четыре я так и делала. Даже выставлялась. Заработала в общей сложности 20 к
А потом я стала заниматься астрологией.
(на этой ноте все дружно встали и вышли из чата)
Западная классическая. Натальная, естественно, для начала; сейчас изучаю хорарную, впереди полноценная прогностика. Сначала училась на идиотских быстрокурсах, потом одумалась и поступила в московскую академию астрологии (такая есть, ага, раз уж есть институт соционики, простигосподи, то почему бы не быть академии астрологии).
Так вот. Эта штука, господа, которая переворачивает нахрен все. Потому что работает. Уже дофига тысяч лет как работает. В инсте @astro_storm . там интересно, пошли туда.
Даша-педагог никуда особенно не делась (от себя не убежишь и вселенную не нагнешь) - только я теперь веду свою астрологическую мастерскую и объясняю не про презент перфект, а про Сатурн в 5 доме.
И, кажется, возвращаюсь в Самару после 3,5 лет в Москве. Возможно, временно. Непонятно.
Если буду еще писать здесь, то наверное расскажу про все подробнее. Ух.
Ты, светлый образ мой собрав из запчастей
и припаяв к нему могучей силы,
умений всяческих мастей
и красоты, меня провозгласил,
как водится, любимой.
И точно древнегреческий Персей,
сразившийся с Горгоной в одночасье,
ты на алтарь неведомого счастья
свою победу бросил уязвимо,
Хоть знал заранее, конечно: будет день,
и будут крылья облаков пушистей,
и будем мы одно, неразделимо.
И бросив в тень венок из мягких листьев,
ты обнял и сказал:
неоспоримо.
И время подчинялось и лилось,
бессонницей по потолку сочилось,
морщинкой в переносице светилось,
и так нам целовалось и былось,
что мы бы выстояли, что бы ни случилось.
И мы бы выстояли. Мы бы растворились
в текучести песка в подлунном царстве,
в секундах, что есть высшее лекарство,
наследие, завещанное богом,
нам данное не пройденным уроком,
и мы бы вышли с ним к заоблачным дорогам -
в любви, в избытке, в радости,
в бунтарстве.
Любовь - свободы суть и состраданья.
Любовь есть путь и общее призвание.
Любить - продлять свой век и век чужой,
не покрывая мрачной паранджой
лица медузы в грубом изваянии.
Любить - смотреть открыто и светло,
быть заодно. Быть словом, быть поступком,
быть за пределами сатир и предрассудков,
оберегать часы в летящих сутках.
Ты есть мое крыло, а я - твое крыло.
![](http://static.diary.ru/userdir/3/1/4/5/3145869/86061848.jpg)
![](http://static.diary.ru/userdir/3/1/4/5/3145869/86061848.jpg)
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен
![](http://static.diary.ru/userdir/3/1/4/5/3145869/85919101.jpg)
Мои посты все реже здесь, но я скучаю по ним, а еще больше я скучаю по старым-старым постам, знаете, когда берешь весь свой неугасший еще юношеский максимализм и вываливаешь его в стихах, в страданиях всяких, в зарисовках таких туманных ни о чем и как бы о чем-то важном... Короче)) Старые добрые дайри, да.
А жизнь-то течет. И течет она весьма стремительно.
Я вовсю веду учительский инстаграм (@dasha.teaching), и, если честно, я очень боюсь, просто жутко. Я веду там эфиры, пишу посты про свой опыт, про идеи, про книги иногда разные... И кому-то это действительно нравится, полезно, интересно, и когда я получаю такие комментарии, все очень здорово. Но их мало (ну правильно, там всего человек 200, из которых часть это реклама, часть старые друзья-приятели, часть коллеги, часть ученики и только малая часть - люди со стороны совсем, которые подписались и следят прям). И я жутко неуверенно себя чувствую. Особенно я ужасно нервничаю, когда вижу, что пост/эфир/сториз просмотрели два человека, почему-то именно их я больше всего боюсь. Мне кажется, что им кажется, что я занимаюсь фигней и несу полную чушь, и вообще кто я такая. С другой стороны, почему бы им не отписаться тогда, верно? Но мне все равно так кажется))) Потому что они сами очень клевые, и вот знаете, такие.. С сильной позицией? Или как это сказать. Есть всегда люди "сильнее" и "слабее", причем речь не о физическом и даже не о моральном, не о характере. А вот о какой-то такой.. тонкой грани, когда речь касается какого-то одного конкретного вопроса. Чья-то позиция оказывается заведомо сильнее твоей, а чья-то слабее. И вот те, кто слабее, им все это полезно и интересно. Как мне кажется. А те, кто сильнее (во всяком случае, они чувствуются мне сильнее меня в вопросах всей этой инфы и ее подачи и вообще), мне кажется, что им кажется... ну и так далее. И вот меня это все и расстраивает, и я в растерянности, и я боюсь, но я все равно активно продолжаю этим заниматься, и я знаю, что я все увереннее это делаю, и мне нравится, и я буду, и буду стараться еще лучше, просто мне все равно кажется, что я ничерта не знаю, и чему я вообще могу научить людей.
А еще я ужасно стесняюсь своего английского. Это полный, полный капец. Когда я веду уроки, даже со взрослыми, я не стесняюсь, не боюсь, и вообще спокойна. И словарь всегда открыт, и я могу чего-то (многого!) не знать, и это норм, и меня это не напрягает. Но вот почему-то перед подписчиками я ужасно тушуюсь. Я стесняюсь акцента, я боюсь слово сказать на английском, потому что боюсь, что все неправильно скажу, начинаю за секунду миллион раз себя перепроверять в голове... И звучу совершенно не так. На занятиях я говорю лучше, и могу нон-стоп полтора часа болтать на английском, например, а тут - нет и все. Мне даже слово "sandcastle" или простой вопрос "Do you want...?" произнести тяжело. Но я стараюсь, потому что бросать это дело я пока что не намерена.
Что со всем этим делать? Как перестать комплексовать и бояться? Уфх. Дорогой дайри, спасибо тебе за то, что я могу прийти сюда и нараспашку открыть свои страхи, неуверенность, усталость и все это.
А еще у меня лоб большой, и голос дурацкий, я хочу ниже, а он какой-то высокий и мягкий, и от этого неуверенный, и екарный ж ты бабай, а.